— Vidisti Domine iniquitatem adversum me, — забормотал тот, съежившись еще больше, — vidisti omnem furorem universas cogitationes eorum adversum me…
Тот понимающе ухмыльнулся в ответ и, развернувшись, зашагал к ожидающим распоряжений всадникам.
— Вот посиди и поразмышляй над этим, — недовольно посоветовал Ланц, — может, тогда хоть минуту помолчишь.
Вторая рука, все еще сжимавшая рукоять ножа, дернулась; он поспешно шагнул вперед, наступив на запястье, и, с хрустом вдавив его в землю, приставил острие клинка к открытой шее поверженного противника.
— Разумеется, тебе хуже всех, — согласился тот. — Я тащу две лопаты, тяжеленные, как чертова душа, и веду коня в поводу; но мне не на что жаловаться. Хотя кто-нибудь мог бы и помочь.
— Я должен был повести себя так, как учили в академии, над которой вы здесь так любите глумиться, — оборвал он бесцеремонно. — Должен был разобраться сам. Проверить все, любое, даже самое глупое подозрение. Должен был исполнить то, что исполнять — обязан.