— Сum transieris per aquas tecum ero et flumina non operient te, cum ambulaveris in igne non conbureris et flamma non ardebit in te… - по-прежнему одними губами шепнул он, подняв взгляд к двум крестам и улыбнувшись подрагивающими губами. — Dominus qui ductor vester est ipse erit tecum non dimittet nec derelinquet te noli timere nec paveas… Крепитесь, братья. Я буду молиться о вас.
— На ритуалах, — кивнул Курт, снова позволив себе издевательскую ухмылку, — обыкновенно все устраивается чинно и красиво. Вскрытое горло либо же вены, аккуратные разрезы; сердце, на худой конец, вырезанное или что-то еще — но все солидно и серьезно, без вульгарного мяса. Здесь же — поверь, я тело видел — попросту исполосованный труп.
— Да? А вещи твои тоже спалить — вместе со шкафом?
— Довольно, — оборвал Керн, и он умолк, исподтишка состроив сослуживцу пошлую мину. — И, коли уж зашел об этом разговор, Густав, хочу заметить, что даже моей долготерпеливости есть пределы. Хотя бы сделай вид, что пытаешься это утаить! Я говорю уже не о том, что о тебе судачат в городе, я лишь напомню тебе, что ты вводишь в стены Друденхауса посторонних, что в прах развеивает малейшие представления о безопасности!
— Их не помнят, — повторил Курт. — Но известно, что в городе они уж точно более месяца.
— Да, я знаю. Я ведь уже не раз вам сказал — я все понимаю. Я даже понимаю, что вы сейчас не знаете, что вам делать; ведь так, да? Я прав? — уточнил он требовательно, когда Курт не ответил, и сам себе кивнул. — Я прав… Вы теперь думаете, что будете выглядеть так же глупо, как я сейчас, если явитесь к нам в дом и скажете моим родителям, что будете проводить там свое дознание, чтобы убить чудище в шкафу. Я ребенок, но я не дурак.