— Потому что как ты был бесхребетной соплей, так и остался, вот почему. Деревенская потаскушка пустила слезу, и ты пошел горбатиться на ублюдка, которого она прижила неизвестно от кого…
— Всех выставили, меня оставили… Видно, крыть намерены всерьез. Что я еще сделал не так?
— Налево, — буркнул подопечный, не дожидаясь окончания, и тронулся с места первым. — Только и ты учти, — продолжил он спустя минуту, — что сейчас мы можем никого не застать; утро, и все, кому не дают жалованья за вытягивание жил, на работе.
— Однако ведь, они сработали, — заметил тот с показной улыбкой. — Я уж всерьез стал опасаться, что ты впрямь вот-вот начнешь визжать.
Он все-таки выкрикнул что-то, не различимое отсюда — священник, еще остающийся наполовину человеком, и Бернхард растерянно опустил руки, отступив от алтаря.
— Допустим, — кивнул Керн, покривившись — очевидно, при мысли о просторах Кельнской епархии. — Но нельзя надеяться только на это.