— Сейчас сказать не могу — сам не знаю. Может статься, прояснится что-то, когда наше… юное дарование закончит обход города.
— Хочешь сказать, — перебил чуть слышно Бруно, — что его болтовня насчет того, что было прежде самого Создателя… Хочешь сказать — это правда?
— Да… — Курт медленно поднялся, понимая, что прерывает беседу неучтиво, однако время и впрямь уходило. — И, Марта, знаешь, — попросил он, отступая к двери, — ты Дитриху лучше не говори, что я приходил, а уж о чем спрашивал — тем паче, не то он меня в клочья порвет — со всей отеческой нежностью.
— Слишком хорошо о нас думаете, — покривился он. — Оберут до нитки и выставят вон, обвиняя в краже, если не вовсе отравят; в лучшем случае — пошлют куда подальше… Что ж, даже не знаю, что вам ответить. Простого «спасибо» навряд ли хватит.
— Сдаюсь, — вяло вскинул руки Керн. — А судя по твоей нетерпеливой физиономии и по тому, как топчется на месте Хоффмайер, словно у него пчела в заднице — вы с ним уже сделали какие-то выводы относительно того, что происходит. Давай, Гессе, добивай лежачего. Я слушаю.
— Bums! — тихо цыкнул он, склонившись к самому уху; подопечный дернулся, подпрыгнув, и от толчка его руки дверь приоткрылась.