– А пожрать, ребята, нету, – сказал дежурный. – То есть совсем. Можем дать по куску чернухи, но вы же такое не едите.
Хотя было кое-что, было и до. Но так, по мелочи.
Становится окончательно тошно. Ты возвращаешься в казарму и видишь: лежит, уютно замотавшись в одеяло, и сопит носом связист Генка Шнейдер, друг сердечный, умаявшийся после ночного дежурства. Повесил на спинку кровати свежие портянки. А рядом присел художник Витя Михайлов и на эти два девственно чистых холста недобро смотрит.
– Олег, извини, – сказал Кузнечик очень тихо.
Нет, он все-таки не совсем дурак, подумал я.
– А ты как думаешь? – Афанасьев ухмыльнулся.