За пять дней до зимних учений Минотавр вдруг говорит, что на миномет я не пойду. Не хрена мне там делать. А пойду я старшим радиотелефонистом на его, Минотавра, машину. Потому что кроме Тхя и меня в таком деликатном вопросе надеяться не на кого. Но Тхя сядет на свое штатное место, за дальномер. Короче – я с рацией умею обращаться?
Генерал на таком общем фоне – нечто особенное. Пока кругом забивают болт на службу и загибаются от тоски, генерал несет в армейские массы свет разума и сеет вокруг добро. Я серьезно. Именно генерал способен вдруг проявить такую глубокую человечность, чувство юмора и здравый смысл, что залюбуешься. За это генералов уважают солдаты и опасаются полковники.
Я видел свой военный билет, в котором были отметки о прохождении двух двухлетних сроков. Первый срок был обозначен реальными записями, как в моем настоящем «военнике». Где я служил второй раз, прочел, но не запомнил. Ладно, не очень-то и хотелось.
– Он был псих, – повторил Косяк. – В больницу с грыжей увезли.
– А мне нравится с капюшоном, – заявил Зозуля. – Тхя тоже носит капюшон.
Народ инстинктивно бежит с плаца. Бегство возглавляет, громыхая и дребезжа, оркестр. Вслед ему несутся дикие вопли в микрофон. Всем очень весело.