А мне нельзя бить людей, я это в армии открыл.
Мои Олеги глядели на потолок. Лица у них были мертвые.
Бригада уехала на полигон, а я остался. И хотя я точно знал дату своего увольнения в запас – 30 августа 1989 года – на душе скребли кошки. По совсем другой причине. Впервые в жизни (нет, не армейской, в жизни вообще) я страдал от одиночества. Армия научила меня дружить, и теперь мне стало худо без ребят.
А вот подружиться мы не смогли. У нас были приятели среди ракетчиков и зенитчиков, но только не в десанте. Мы даже в курилке не общались. Не помню случая, чтобы десантник вообще с кем-то чужим заговорил.
– Ну, что Харьков? – спросил я, раскрывая «Трезвость и культуру».
– В третьем все… – то ли буркнул, то ли хрюкнул Фаза.