— Естественно. Заодно узнаем, какое холо было у Ромео.
— Я — пересаженный. Ты, наверно, тоже. Скажи — верно? Тебя пересадили?
— Правильно, Дядюшка Лу, — почтительно согласился Ну-Ну.
И сейчас, стоя в этой довольно грязной пивной, он был одет в прекрасное кашемировое пальто, а на пальцах топорщились перстни. И даже его лысина, окруженная коротким стриженым венцом, казалась чем-то очень дорогим, значительным и роскошным, словно подлокотник кожаного дивана.
— Раздолбаи! — кричал кто-то от ворот. — Дебилы! Кретины!
Потом мы, скользя на окровавленной траве, собирали трупы в одну большую кучу. Четырнадцать пехотинцев и командир, кавалер-мастер Рафин-Е. Последнего мы почему-то не решились класть вместе со всеми, устроили рядышком, отдельно. Наверно, интуитивно — он ведь всегда был как бы отдельно.