Темпераменты у всех разные (и это правильно). Одного хлебом не корми, дай начистить чью-то рожу, а другой обид не замечает. Кто-то шляется по морям-окиянам — кто-то всю жизнь просидит счастливый в деревне Глубокие Дундуки, плюясь через левое плечо при слове «путешествие». Одни играют на скачках, надеясь срубить куш побольше — их соседи, игравшие в той же песочнице, в тридцатилетнем возрасте подбирают себе место на кладбище. Заранее, чтобы, значит, прочувствовать твердую уверенность в завтрашнем дне.
— Сдурел? — взревел он, отбросив всякую дипломатию. — Да ты же полгорода разнесешь!
Знай упомянутые строкой выше гады о состоявшемся разговоре, их первой реакцией стала бы бешеная, ничем не контролируемая радость. Ибо исполнение повседневных священнических обязанностей никак не удовлетворяло адреналинового голода, сжигавшего обоих.
Его нервировало благожелательное отношение священника. Идя сюда, он рассчитывал спорить, отпираться и всячески доказывать свою непричастность ко вчерашним событиям в городе, поэтому молчание Мозга на эту тему воспринимал настороженно. Подозревал готовящуюся подлянку. Отчего прозвучавший небрежный вопрос услышал даже с каким-то облегчением.
Школьники считали Людмилу Ивановну в целом теткой неплохой, хотя и с закидонами. Примерно того же мнения придерживалось руководство. Специалистом она была хорошей, дети ее слушались, репутация безупречная — чего еще требовать от преподавателя? А разные странности… Ну, нравится учительнице русской словесности упражняться с штангой и гирями — так и пусть себе упражняется. Существуют хобби, значительно менее приятные для общества или его конкретных представителей. Тем более, что страстишке своей Людмила Ивановна отдавалась в свободное от основной работы время, успехов добилась немалых (являлась единственной в городке кандидатом в мастера спорта) и попутно вела кружок, отвлекая детишек от тлетворного влияния улицы.