Сам ритуал занял минут пять и со стороны походил на дешевый спектакль. Урзал постоял перед фотками, что-то побормотал, помахал руками, бросил в загодя разведенный костерок пару порошков, полыхнувших разными цветами и выбросивших клуб вонючего дыма. Внешне на сем дело кончилось. Однако для истинного зрения картина выглядела немного иначе. Организм Аллы еще не закончил первичную трансформацию, поэтому большая часть подробностей оказалась ей недоступна, но и увиденное дало немалую пищу для размышлений. Аура колдуна набухала тяжелой, черной, словно битум, энергией, капли которой срывались и падали на изображения людей. От этого зрелища у женщины возникло острое желание вывалить наскоро съеденный завтрак на траву — было в происходящем нечто инстинктивно-отвратительное.
Зеркало еле заметно светилось, шарик, словно заведенный, продолжал кататься по кромке, разноцветные огоньки перемигивались между собой и дханном. Толстяк корчил гримасы и тихо чертыхался себе под нос. Наконец, издав довольный возглас, он сунул палец прямо в зеркало — как ни странно, оно не разбилось, а пошло от тычка волнами — и подцепил чем-то понравившийся огонек. Крупный, яркий, мерцающий чистым белым светом. С очевидным удовольствием оглядев добычу, Шурик заботливо перенес ее на заранее приготовленную дудочку и принялся активно втирать пальцем. Как ни странно, метод сработал. Крошечный лепесток пламени словно впитался в деревяшку, не оставив различимого узора.
— Уже скоро, — пообещал Шурик. — Он, по-моему, к завтрашнему утру все дела закончит.
— Съели. Негры. В Африке. Собралось два десятка боккоров и сожрали бедолагу. Нет, ну какая наглость! — внезапно взорвался толстяк. — И люди осмеливаются называть нас воплощением зла!
— Почему нет? Я не намерен причинять вреда больше необходимого, в чем вы и убедитесь. — Дханн взглянул прямо в глаза священника. — Если, конечно, не появятся новые обстоятельства.