— Бровь рассекла. Скобку тебе наложили, — парень покосился на немолодого доктора в белом халате, который что-то говорил старушке с соседней лавки. — Кровищи было…
Нет, приговор остался бы в силе, будь на их месте больные старики и мамаши с грудными детьми. Но тогда он, Демьянов, стал бы ещё хуже спать по ночам. А у него и так иногда были с этим проблемы. Нечего их усугублять.
Когда вода откатывается назад, за ней остаётся обезображенный берег, покрытый сплошным ковром тел. Горы и озёра трупов. Целая лагуна, наполненная разлагающимся мясом. Гудзонов залив кишит вздувшимися мертвецами, а прибрежная полоса усеяна обломками творений человеческих рук вперемежку с останками своих творцов. В них теперь трудно узнать граждан страны, считавшей себя единственным претендентом на мировое господство. Вздувшиеся, распухшие, изломанные, разорванные на части, находящиеся в разных стадиях разложения.
Парень протянул ей отпечатанную на серой бумаге форму и авторучку, и Чернышёва машинально поставила размашистый иероглиф раньше, чем сообразила, за что расписывается.
Но на лестничную площадку они не попали. Проход к ней преграждала внушительная металлическая дверь, снабжённая прорезью для электронного ключа. Путь верхние этажи оказался закрыт.
— Тормози! — вдруг не своим голосом заорал Вадим, похоже, заметив что-то впереди. — Нет, разворачивай! Разворачивай, кому сказал!