Опомнившись, Данилов захлопнул за собой дверь, чтоб не выпускать нагретый воздух. Хотя ему безумно хотелось вернуться обратно в тёплый салон, он решил пройтись вокруг автомобиля и слегка размять косточки. Мороз был градусов пятнадцать-двадцать.
Плавно опускаясь истоптанный на снег, Александр ожидал третьего, завершающего удара в висок, который расколет его голову и расплещет её содержимое по грязно-серому сугробу. Поделом дураку.
После обеда в пустом купе Данилов находился в прекрасном расположении духа, но к бочке мёда примешивалась крохотная ложечка дёгтя. Увы, опять никакого оружия. Если тут и были сотрудники транспортной милиции, то они находились там, где сгорело всё и вся. А ведь втайне он надеялся, что наконец-то перестанет быть беззащитным. Увы. Придётся и дальше полагаться только на незаметность и свою редкую удачу. Разве что лыжной палкой да топориком отбиваться от врагов.
Майор отхлебнул тёмного варева из алюминиевой кружки и сморщился. Горечь несусветная — три столовых ложки заварки на литровую кружку. Гадость, но помогает взбодриться. При их режиме дня, когда спать удаётся максимум по четыре-пять часов в сутки, а остальное время занято безумной гонкой со смертью, это единственный выход.
Второй день он был пленником троих субъектов, которых про себя без изысков называл подонками. По обрывкам разговоров Данилов постепенно восстановил картину их жизни и пришёл к выводу, что ему крупно не повезло. Он умудрился повстречаться с самыми отмороженными ублюдками на территории бывшей России.
Высокая теплоёмкость океана действительно смягчит эффект ядерной зимы. Мороз придёт на побережье Атлантики несколькими неделями позже, чем на юг Западно-Сибирской низменности. И конечно, ему не быть таким суровым. Если в Новосибирске тела не успеют перейти к стадии распада и замёрзнут как камни, то в Нью-Йорке всё должно обстоять иначе.