Правый карман шаровар красноармейца Ильдусова оттянут чем-то увесистым, вон как на ходу болтается, а когда шли в Подгорное, ничего там не было. Может, пожрать чего-нибудь спер? Уж больно похоже на банку сгущенки или американской тушенки.
— Ну, добро, ты пока иди, мы его сейчас оформим.
В темно-зеленых петлицах с красной окантовкой по одной "шпале" и эмблемы в виде щита с двумя перекрещенными за ним мечами. Такое впечатление, что спрашивающий сейчас достанет надушенный батистовый платочек и засунет в него свою носяру. Интересно, это неприязнь подследственного к следователю или извечный антагонизм между технической и гуманитарной интеллигенцией? Надушенного платочка у военного юриста не оказалось, пришлось ему и дальше нюхать распространяемое мною амбре. Аромат, конечно, не от Диора, а от Молотова. Хотя, насколько я знаю, сам Вячеслав Михайлович к его созданию никакого отношения не имеет. Но вот уже шестьдесят лет практически любая горючая жидкость, залитая в бутылки, носит его имя. Я к запаху уже принюхался и почти не замечаю его, а вот прокурорский морщится, непривычно ему. Ну ничего, потерпишь. Тогда на станции вонь куда как сильнее была, а все терпели. Мы уже завершали погрузку очередной машины, когда…
— Санинструктору помочь. Коробки с бинтами выгрузить.
— А мне как стрелки в темноте совмещать? — спрашивает Епифанов.
Пошло, поехало, комиссар оказался в своей стихии. Почтительно дослушиваем до конца. Почтительно, так сказать, внимаем.