— Саныч, а ты где так раны научился обрабатывать?
Забираю у убитых документы, и мы оттаскиваем их в щель. Обрушив сверху бруствер из мерзлой земли и снега, засыпаем, как можем. Выламываю из пустого ящика доску и пишу фамилии погибших. Долго эта доска не простоит, но ничего другого у нас нет. Простите и вы нас, ребята. Убитых я видел и раньше, но впервые теряю столь близких людей. С Пашей мы два месяца в одном расчете, а, оказывается, я его совсем не знал. Хреновый из меня психолог. От самокопания меня отвлекает заряжающий.
У-у-у, какие мы нервные, слюна во все стороны летит. А вот, если жить хочешь, то пистолет надо доставать быстрее. Пока старлей лапал кобуру, я, не очень торопясь, запустил руку в карман и вытащил конфискованную у Рамиля гранату. Лейтенант, наконец, добрался до рукоятки своего ТТ, а я отогнул усики и выдернул чеку. Когда я отбросил чеку в придорожную канаву, до нервного гаубичника дошло, что стоит мне разжать пальцы, и… Его рука замерла, так и не вытащив оружие до конца, а лоб под козырьком фуражки мгновенно покрылся мелким бисеринками пота. Детские игры закончились, теперь все по-взрослому.
— Не обидим, — выскакивает вперед наводчик Дементьев, — проходите, Катерина Егорова, присаживайтесь, знакомиться будем.
— Во-первых, я хочу пить, во-вторых, ссать…
— Да я уже понял, что комбат сор из избы выносить не будет. Твоя работа?