Она, моя Госпожа, была неумолима как смерть. Мне стало заранее жаль Душелова.
Пятьдесят футов. Двадцать пять. Госпожа выбивалась из сил даже при поддержке Хромого. Я дрожал на ветру, который угрожал ударить ковер о Башню. Мне вспомнилось долгое падение Ревуна. Мы сейчас на той же высоте, откуда он полетел вниз.
Его слова можно было оспорить в суде, но в данный момент они сработали. Пьяный офицер не стал оправдываться и признал свою моральную вину.
– Но еще хуже, Костоправ, позволить кому-либо нанести Отряду удар и уйти безнаказанным. Даже Хромому.
– Ты прав, я такой. Ем гвозди на завтрак. И голыми руками раздираю на части диких кошек.
– А что делать мне? – спросил я дрогнувшим голосом.