Они все, как я, думают о ней, услышь, Нут! Не может же быть, чтобы это совсем ей не помогло!
Всадник, разумеется, запросил — о-го-го. Можно купить кусок ущербной луны за такие деньги. Беркут засунул пальцы за поясок и скинул на две трети: мол, девчонка-то умирает, вот-вот совсем умрет. И тут встрял я, сказал, что надо ее отмыть и дать ей водички, а потом уже торговаться — мне вдруг стало ее жутко жаль. Уже не ребенок, нет, ей замуж пора было год-два назад, но — она выглядела как-то совсем особенно. По-детски чисто.
— Тебя, холоп, помиловали, а ты снова в петлю просишься?! Вы! — ору, — ублюдки! Если еще кто-нибудь к черномазым полезет или что-нибудь у них сопрет — пристрелю! Богом клянусь — сам, не стану дожидаться, пока драконы порвут!
Шуарле дремал, сидя на полу у моих ног; он положил руки на край постели, а голову на руки. Глядя на него, мне хотелось зевать, но принц меня будил.
— Я вижу — что будет, — ответил священник. — Но я не вижу, как. Вот и все. Я вижу, что ворота будут закрыты и запечатаны, но не вижу, как это произойдет и как выполнятся условия. Знаю только, что они выполнятся. Больше я ничего не могу сказать.
— О, прекрасно, она еще и готовит! Она у тебя, любезный, часом не из жира мертвецов с гнилыми костями готовит?