Я очень хорошо научился лгать. Думаю, подобные навыки наставник прививал мне не случайно. Эти умения были азами науки убийства. И еще — ловкость рук и умение подкрадываться. Как ударить человека, чтобы он умер, не закричав. Как заколоть жертву, чтобы было как можно меньше крови. Я учился всему этому быстро и хорошо, расцветая, когда Чейд признавал ловкость моего ума. Вскоре он начал давать мне небольшие поручения в замке. Он никогда не говорил мне до выполнения задания, было это очередное испытание моей сообразительности или настоящая работа, которая была нужна ему. Меня это и не интересовало. Я исполнял все в безоглядной преданности Чейду и всем его приказаниям. Весной он обработал винные чаши делегации торговцев Удачного так, что посланцы опьянели куда сильнее, чем им хотелось. Позже, в тот же месяц, я стащил у заезжего кукольника одну из кукол и спрятал ее, так что ему пришлось представить «Две разбитые чашки» — легкомысленную коротенькую народную пьеску — вместо длинной исторической драмы, которую он планировал на вечер. На празднике Середины Лета я добавил некой травки в послеполуденную чашку чая одной служанки, и у нее и трех ее приятельниц сделалось расстройство желудка, и они не смогли прислуживать за столом. Осенью я обвязал ниткой копыто лошади гостившего в замке лорда, чтобы она захромала и лорд задержался в Баккипе на два дня дольше, чем собирался. Я никогда не узнал, почему Чейд давал мне все эти задания. Тогда я думал больше о том, как выполнить поручение, а не зачем это нужно. И, как я думаю теперь, эту науку наставник тоже преподал мне намеренно: подчиняться, не спрашивая.