Когда носитель титула вступает в брак, предполагается, что он должен помнить о своей ответственности. Избраннику или избраннице правителя также следует понимать, что, заключая союз, он или она берет на себя обязанности управляющего. По этой причине супруг, носящий более низкий титул, должен при вступлении в брак передать его наследнику. Закон позволяет управлять только одним владением, что порой служило причиной раздоров. Король Шрюд женился на леди Дизайер, которая была бы герцогиней Фарроу, если бы не приняла его предложение и не решила стать королевой. Говорят, она начала сожалеть о своем решении и убедила себя, что если бы она оставалась герцогиней, то обладала бы гораздо большей властью. Она вышла замуж за Шрюда, прекрасно зная, что она его вторая жена и что первая уже родила ему двоих наследников. Она никогда не скрывала пренебрежения к двум старшим принцам и часто утверждала, что, поскольку она более знатного рода, чем первая жена короля, ее сын Регал Царственный более достоин трона, чем два его единокровных брата. Именно для того, чтобы подчеркнуть это, она нарекла сына таким именем. К несчастью для королевы, большинство восприняли эту уловку как проявление дурного вкуса. Некоторые насмешливо обращались к ней как к «королеве Внутренних герцогств», поскольку, будучи пьяна, она утверждала, что у нее достаточно политического влияния, чтобы объединить Фарроу и Тилт в новое королевство, которое по ее наказу отринет власть короля Шрюда. Но окружающие не обращали на нее внимания из-за пристрастия королевы к алкоголю и дурманящим травам. Очевидно, что прежде, чем пагубные привычки свели ее в могилу, королева успела употребить свое влияние, чтобы углубить раскол между Внутренними и Прибрежными герцогствами.
Тремя днями позже король Шрюд вызвал меня к себе на рассвете. Он был уже одет, и на столе стоял поднос. Еды на нем было больше, чем на одну персону. Когда я вошел, он отослал слугу и велел мне сесть. Я опустился на стул у маленького стола, и король, не спрашивая, голоден ли я, собственноручно положил мне еды и сел напротив, чтобы разделить со мной трапезу. Я уловил смысл этого жеста и все же не мог заставить себя много есть. Шрюд говорил только о еде и ничего не сказал о договоре, преданности и необходимости держать слово. Увидев, что я закончил, король отодвинул свою тарелку и неловко замялся.
И тут из какой-то лавки вышел Баррич. Я бежал прямо на него. Мы узнали друг друга одновременно и на миг оба растерялись. Мрачное выражение, появившееся на лице Баррича, не оставило у меня никаких сомнений о его намерениях. Я решил удрать, увернулся от его протянутых рук и метнулся в сторону — и, к собственному изумлению, таинственным образом угодил прямо в его объятия.
И я доложил ему, как докладывал Чейду, стараясь излагать все услышанное как можно ближе к тексту и отмечая, кто и кому говорил. Под конец я добавил мои собственные догадки о значении всего этого.
— Ты почти в такой же безопасности, как король, здесь, в Баккипе.