— Это не по правилам… — отбивалась профессорша. — Сейчас же отпусти несчастную женщину.
— Зачем? — спросил Луар шёпотом. — Мор… Эта колоссальная могила… Зачем?
Чтобы волочить ноги по размытой глине. Чтобы тянуть повозку и чувствовать кнут. Чтобы искупить ту странную и ужасную вину, которой я виновата перед Луаром и его отцом.
Я молчала, прижимая узелок к груди. Лица «ребят» казались одновременно заурядными и отталкивающе-самоуверенными, как у Хаара. Час грабежа был для них не столько часом обогащения, сколько временем власти. Хорошие ребята.
— Ну так да, — побормотал он не мне, а стоящему за моей спиной старшему. — Ну так это… Иди.
Зелёные травяные пятна на коленях замшевых штанишек. Вот оно — застывший мир, в котором сын не растёт. Никто никогда не узнает, чей он сын… И она, Тория, не догадается. И его сапожки всегда будут впору, и в прорезь сандалии не высунется розовый, дерзко подросший палец…