— Поссорились? — ласково спросил Хаар. Его большой рот, натянутый, как верёвка, чуть-чуть приподнял чувственные уголки. — С чего бы это?
Дом стоял на пригорке, одинокий, но не заброшенный; много лет его порога не переступал ни хозяин, ни слуга, и окрестные жители опасались заросшей тропинки, подползавшей под тяжёлую входную дверь. Дом был одинок — но ни одна пылинка не смела касаться рассохшихся половиц, широкой столешницы обеденного стола или клавиш открытого клавесина; с тёмных портретов презрительно смотрели друг на друга чопорные, холодные лица.
Приходили гонцы из университета — горничная растерянно сообщила им, что госпожа Тория больна и не может принять их. Господин ректор прислал слугу, чтобы специально справиться — а не нужны ли госпоже Тории услуги лучшего врача? аптекаря? знахаря, наконец?
Солль почувствовал, как внутри него нарастает страх, железной лапой сжимает горло, оборачивается почти что паникой.
Он вытащил её из обшей пачки. Переплёт казался обгорелым — да, книга явно побывала в огне, и случилось это не двадцать лет назад, а, может быть, все сто… Сколько же лет этому хламу…
Первый посетитель наклонился к самому моему уху. От него несло, как из парфюмерной лавки, где на полу лежат с десяток неухоженных мокрых псов.