— Это бесполезно, — признался Луар со вздохом.
Она вышла, волоча ноги, как старуха. Луар стоял столбом, вцепившись в щёки, и тихонько скулил.
Один за другим последовали ещё несколько коротеньких фарсов. Луар по-прежнему не смеялся — но стоял, как приклеенный. На подмостках сменяли друг друга хитрецы и дураки, злодеи и жертвы — и тут и там возникала горластая, как петух, девчонка. Вместе с платьем она всякий раз меняла лицо — пересмешница, пляшущая на гребне куража, неудержимая, как хлынувшее из горлышка шипучее вино; её партнёры мелькали, как карты тасующейся колоды. Временами Луару казалось, что перед ним раскладывают большой и яркий пасьянс.
Я открывала глаза — рядом никого не было, чуть в отдалении грелся на солнышке кашевар, грелся, подставив теплу круглый голый живот, и время от времени сладострастно почёсывался пятернёй, зажмурив глаза от удовольствия.
Сидящий вздохнул и обернулся. Луар вздрогнул, узнав своё собственное, чуть изменённое годами лицо.
Молчание. Где-то там, на лестнице, переминались стражники — сопели и покашливали, тихо позвякивая оружием.