Неужели Флобастер не сумеет меня простить?! Сумеет, но не захочет. Как не захотела бы я на его месте… Хорошо бы вернуться назад, к тому моменту, когда там, в переулке, он просил меня сказать, что я пошутила…
Потом он увидел низкий потолок, и под ним круглощёкого старика с набором игл для татуировки, и свою собственную руку, лежащую перед ним на столе; рукав был поддёрнут до локтя, рука лежала расслабленно, но ожидание боли выдавало себя «гусиной кожей», и какое счастье, что в подвале холодно и можно списать свою слабость на эту зябкую, пронизывающую сырость… Старик поднимает бровь: зарабатывать на жизнь шпагой — благородно. Но ты не наёмный убийца, сынок, ты — учитель фехтования… И теперь ты принадлежишь к цеху. Теперь ты в полном праве…
Сейчас он уйдёт. Эти люди думают, что затравили его, как волка, загнали в тупик. Эти люди привыкли всё решать с помощью своего железа — и Эгерт такой же… Почти такой. Он говорит что-то важное — жаль, что Луару не понять. Но говори, Эгерт. Говори, твой голос будит воспоминания…
— Хотел бы я знать, — отозвался он с непонятным выражением.
А своих слёз он всё равно мне не простит.
Пламя фонаря металось в стеклянных стенках. Тории казалось, что ночь пришла навсегда и закончился сон о том, что она женщина, она счастлива и счастливы её муж и дети…