Тряпичное тело куклы замусолилось и истрепалось, но на фарфоровом лице лишения не отразились никак — оно оставалось белым, лупоглазым и вполне благополучным. Людям бы так, подумала я почти что с завистью.
— Ай, славная девочка… Будешь послушной — будешь счастливой, всё у тебя будет, как сыр в масле… Иди, — его пальцы чуть дрожали, он расстёгивал пряжку кожаного с бляхами пояса.
Никакого проявления слабости. Два свидетеля, и третий, самый страшный, невидимый — свидетель, которого нет…
…Знает ли кто-нибудь, кроме него? Знает ли, что случится, если её впустить?..
Не остановишь — кого? Или всё это — бред и я ищу загадку на пустом месте? Или?..
Кто-то шарахнулся с дороги и потом испуганно поздоровался — уже из-за спины. Она шагала по коридорам, лицо её было бесстрастным, а в душе сшиблись и сцепились клубком паника, стыд, трусливое желание бежать, малодушная боязнь упрёков — и некое чувство, которого она долго не могла распознать, а распознав, не поверила.