Эгерт шагнул вперёд, как слепой. Отодвинул с дороги чьё-то плечо; прочие расступились сами, почтительно, даже, кажется, испуганно.
Отец стоял посреди комнаты, и левая рука его непроизвольно тёрла правую; Луару почему-то показалось, что отцу хочется стереть с ладони след от прикосновения к его, сына, плечу.
— Пусть будут лекции. Сегодня. Пусть твои студенты бледнеют от зависти к твоему мужу… Я ухожу, Тор.
— На кого ты злишься? — спросили у него за спиной. — На меня?
Иногда он вспоминал то, что осталось за спиной — конечно, не мать. Мать у него не было сил вспоминать, не хватало мужества; он вспоминал повозку на ветру, домик на колёсах и с холщовыми стенами, оплывающую свечку, блестящие чёрные глаза, обрывки странного сна… Тот разговор был, он подарил Луару истовую надежду, а сам полустёрся в памяти. Разговор был — но вот не приснилось ли всё, что было потом?
Хозяйка, сдавшая комнату молодому вольнослушателю из университета, не могла надивиться на прилежание юноши: тот ежедневно посещал лекции и однажды провёл в библиотеке целую ночь; сразу после этого характер его занятий резко изменился — теперь он заперся у себя и дни напролёт просиживал над книгами, прерываясь только затем, чтобы съесть приготовленный хозяйкой обед.