Поднимаясь по лестнице, он насчитал пятнадцать ступенек. На верхней площадке кто-то стоял; он увидел сперва башмаки, прикрытые подолом, потом тонкие пальцы, терзающие шнуровку платья, и уже после бледное перепуганное лицо. Танталь. Девчонка. В доме Соллей. Тем лучше.
Потом наступало облегчение — и в мокрой от пота темноте ему мерещились далёкие замки среди моря, звёзды на мачтах кораблей, многорукие рыбы и птицы с глазами, как угли…
За окном бряцало железо и топотали копыта. За окном говорили «враги» и говорили «война»; здесь, в доме, были отец и мать, домашние и надёжные, как эти столбы солнца, подпирающие потолок…
Вечером было представление — меня послали собирать деньги в тарелку. Я жадно всматривалась в лица окружавших подмостки людей — вдруг, думала я, Луар вернулся и ищет меня… Но и публика была под стать Хааровым фарсам, щекастая, вислоносая, глупая и пошлая… Впрочем я, скорее всего, преувеличила. Скорее всего, в тот момент мне казался глупым и пошлым любой человек, который не Луар…
— И что мне теперь делать? — спросила я устало. Луар не ответил, глаза его закатились.
Призрак ладони на залитом дождём стекле. Ниточка дыма над погасшим светильником. Влажный песок, ноги проваливаются по щиколотку, книжная пыль, звон клинков… Узкий гроб, плывущий над лестницей, башни, отражающиеся в реке, мокрый флаг, облепивший лицо знаменосца…