Некоторое время я висела между небом и землёй, выбирая, удариться ли в плач, отдаться ли в отместку хозяину двора либо предпринять что-то ещё; спина Луара маячила впереди, он уходил всё дальше и дальше — и, стиснув зубы, я решила отложить истерику на потом.
Луар отдёрнул руку. Только сейчас ему пришло в голову, что он без спросу хозяйничает в чужом доме, где раньше не бывал ни разу, куда явился прямо из поднебесья…
— Ну, вот и весенний денёк, — рядом шлёпнулись на стол кожаные перчатки, и Луар почувствовал тяжёлые руки на своих плечах. — Солнышко-дождик-смерчик-бурька-солнышко… Ты сегодня очень хорошо работал, малыш.
Он усмехнулся и долго, требовательно смотрел мне в глаза — пока не дождался, чтобы я улыбнулась тоже.
Я вдруг встала посреди улицы. Он уехал, как собирался. И я даже приблизительно знаю, куда и зачем…
Он видел мою улыбку. Он точно её заметил, хоть я прикрывалась и отворачивалась. От тщетных стараний укротить собственное лицо у меня болели губы; я улыбалась, как кукла или мертвец.