Славка хрипеть не стал. Врезал коленом промеж ног своего душителя, да так крепко, что тому даже кольчужная юбка не помогла — сам захрипел. Но горло Славкино не выпустил. И напрасно. Все же он имел дело не со смердом-пахарем. Освобождаться от такого захвата в Детинце учат еще в детских. А Славку к тому же еще и отец учил. А уж воевода Серегей, он — большой мастер всяких борцовско-кулачных штук.
Вот это он сделал зря. Хватать за узду боевого коня все равно что у волкодава мясо из пасти выдирать. Ворон вскинулся, выбросил копыто — и нурман покатился по земле. Остальные стражи вмиг ощетинились оружием, хотя нападать не спешили: эти заметили и пояс, и по-княжьи богатую бронь.
— Ты заметил, что он не один? — осведомился монах.
Могли. Даже матерые нурманы не бросятся в заведомо бессмысленную битву. Если они не ульфхеднары или берсерки. Но среди хирдманнов Хривлы «оборотней» вроде не было.
Славка соскочил наземь, наклонился, прихватил Хаттаба, сына Раххима, под наланитник шлема, поддел засапожником ремешок…
— Самым лучшим! — горячо воскликнул Гошка. — Ярилой светозарным… — тут вспомнил и быстро поправился: — То есть — Иисусом Спасителем клянусь! — И снова вспомнил: не верует великий князь в Иисуса Христа. Не верует и не любит. Ну как осерчает?