— Что ж ты, братец, со старшими так неуважительно? — строго спросил синеглазый хузарин. — Хоть бы вниз сошел. — И вдруг подхватил Гошку, вынул из седла и поставил на землю. Теперь Гошкины глаза оказались на уровне нагрудной бляхи хузарина. Ох и богатая это была бляха: червонное золото с выпуклыми узорами и большими красными каменьями.
— Потому что хотел ромей меня с боярином Серегеем поссорить. Зависть во мне возбудить. А вышло — наоборот. Потому что, воевода, что для моих врагов плохо, то для меня — хорошо. А ромеи мне — вороги, это и зяблику понятно.
Им бы встать в воротах да держать их, пока не подоспеет подмога.
— Ему сказали: монах к злодейству не причастен.
Откуда-то приволокли черного монаха, ударили дубьем по голове, швырнули в огонь.
Впереди показалась темная громада — город. Теперь Гошкины ноги ступали по утоптанной земле — вышли на дорогу.