Но по прибытии в Варшаву на нас громом среди ясного неба обрушилось дикое известие о покушении и гибели императора Александра. По сообщениям из Петербурга, чудом уцелел только великий князь Владимир, который «самоназначил» себя регентом при юном Михаиле. Несколько позже, уже по другим каналам, пришли сообщения, что во время покушения уцелел не только Владимир Александрович, но и цесаревич со своей женой, а также императрица с дочерью. Ничтоже сумняшеся, «официальная» власть объявила их всех самозванцами. Это был удивительный бред, но видно не зря государь часто повторял мне: «Помните, дружище: чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверят». Я лично сделал запрос в Москву и получил четкий ответ — в покушении виновен именно Владимир, а государь и его семейство — живы и здоровы. Но мифы порой оказываются гораздо прочнее реальности! И сколько я ни доказывал, что цесаревич — настоящий, а Владимир Александрович — цареубийца, мне не верили. Мало того — мы с моими сотрудниками ощутили значительное охлаждение со стороны властей. Как гражданских, так и военных. Дня три на нас смотрели косо, даже мои старые приятели, коих я знавал еще по балканской кампании, а то и по совместной учебе в корпусе. Но потом…
— По моему мнению, и Россия, и Великобритания находятся в исключительно трудном положении.
— Милорд. Наши потери составляют пятьдесят две тысячи солдат и офицеров Ее Величества. После последнего транспорта с ранеными, прибывшего в начале ноября, из Экспедиционного корпуса не вернулся ни один человек. По сообщениям русских газет, — говоривший рапортовал четко, по-военному, — штаб корпуса, во главе с фельдмаршалом Бингхэмом, взят в плен. Потери флота составили: три броненосца, вмерзшие в лед в Санкт-Петербурге, два броненосца, крейсер и две канонерские лодки потоплены русскими миноносцами и огнем береговой артиллерии. В качестве трофеев русским достались также семь войсковых транспортов.
— Может, наши их того… победили? — осторожно спрашиваю я.
— Я знаю, где это. С удовольствием приду.