Георг приносит из прихожей свой чемодан. Открыв его, бросает мне две пачки денег.
— Люби меня, тогда они не будут звать, — говорит она.
— Да вы же знаете! Его! Кого же еще! Есть только один такой, как он!
— Не плачь, — говорю я, чтобы как-нибудь отделаться от него. — Ты, видно, принадлежишь к числу рано созревших талантов, как Клейст, Бюргер, Рембо, Бюхнер — эти ярчайшие звезды на небе поэзии, — зачем же тогда расстраиваться.
— Голосам все известно. Разве ты их не слышишь?
Вацек представляет собой печальное зрелище. При этом я вижу, что он буквально последовал всем моим указаниям. Гриву свою он коротко подстриг — удар, нанесенный Ризенфельдом, оказался тем чувствительнее, — на нем даже новая белая рубашка, но в результате кровь на ней гораздо заметнее, чем была бы на цветной. Вот уж не везет так не везет!