— Просто как искорка жизни, которая попытается не угаснуть.
Все мы пьем. Кюммель сверкает в лунном свете, как желтый бриллиант.
— Ну что ж, — говорю я. — Пойду пока славить Господа.
Он уверен, что теперь окончательно избавился от нас, и надевает сюртук. Мы вместе с ним выходим на улицу. Он не слишком торопится. И мы знаем, почему. Когда он явится, все уже успеют позабыть, кто именно избил Бесте. Известная история.
— Ведь что-нибудь ты бы сделал? Ну, а если бы у тебя был в запасе месяц?
В то время как он восхищается полной и стройной пантерой, я спешно пропускаю еще стаканчик. Георг, безмолвно ухмыляясь, снова опустился в кресло. Ризенфельд оборачивается к нам. Лицо его светится в сумраке, словно бледная луна.