— Не говори глупостей, — раздраженно остановила она подругу.
— В этом-то и состоит проблема. Я не могу представить себе человека, способного убить Альваро.
Муньос уголком рта изобразил ободряющую улыбку.
— Посмотрите на доску как следует. Я мог бы сказать вам с самого начала, но это означало бы лишить вас удовольствия, которого вы, полагаю, вполне заслуживаете… Поразмыслите спокойно. — Он движением руки обвел почти пустое кафе, безлюдную улицу, чашки кофе на столе. — Куда нам торопиться?
— Этими словами, принцесса, Альваро подписал себе смертный приговор… Он продолжал сидеть передо мной, спокойно покуривая, но, в сущности, был уже мертв. Не из-за того, что он сказал — в конце концов, это было его личное мнение, заслуживающее уважения не менее, чем любое другое, — а потому, что его суждение открыло мне меня самого, словно он отдернул занавес, на протяжении долгих лет отделявший меня от действительности. Может быть, это суждение просто подтвердило те мысли, которые я всегда старался загнать подальше, в самый темный уголок мозга, не желая озарить их светом разума и логики…
— Абсолютно. — Хулия, склонившись над доской, следила за объяснениями шахматиста. — Это доказывает, что шесть из десяти черных фигур не могли сделать интересующего нас хода…