Немудрено, что парашютисты мнят себя богами среди людей: у них иной взгляд на вещи, чем у бедняги-морпеха, который видит лишь цепочки дотов на прибрежных холмах. Шафто смотрит на север; перед ним раскинулся Лусон. На двести или триста миль — земля, плотно укрытая зеленью, словно войлоком; за ней горы, где засел генерал Ямасита, Тигр Малайи, со стотысячной армией — каждый только и мечтает увешаться взрывчаткой, пробраться на американские позиции и взорвать себя во имя императора. Справа по курсу Манильский залив; даже с расстояния в тридцать миль Шафто видит, что ближе к берегу джунгли вдруг редеют и становятся бурыми, словно лист, который начал сохнуть с краев — это то, что осталось от Манилы. Жирный двадцатимильный язык, выдающийся вперед — Батаан. У самого его кончика скалистый остров, похожий на головастика с зеленой головой и тонким коричневым хвостом: Коррехидор. С него поднимаются многочисленные струйки дыма. Американцы почти целиком отвоевали остров. Несколько японцев предпочли взорвать себя в подземных бункерах, но не сдались. Это героическое деяние породило в головах генеральских советников остроумную мысль.