— Отдай мне таблицу, — говорит Хиро, — иначе и вы здесь останетесь.
— Это новая версия софта, — говорит он. — Глюков в ней должно быть чуть меньше.
Они распускаются, как цветы в образовательном фильме: чешуйки и складки расходятся, открывая сложную внутреннюю структуру. Каждый обрубок крыла распадается на миниатюрные копии себя самого, а те на еще более мелкие и еще более мелкие — и так до бесконечности. Самые маленькие — просто крохотные кусочки пленки, кажется, они просто пушок по краю более крупных.
Световое шоу как будто поставлено с учетом опоздавших. Одна ложная кульминация сменяет другую, будто дорогое шоу фейерверков, и каждая следующая зрелищнее предыдущей. Шоу такое сложное и огромное, что никто не видит больше десяти его процентов. Можно раз за разом смотреть его целый год и всякий раз открывать для себя что-то новое.
Когда она заворачивает, пересекая широкую авеню, и наводит мишень в гоглах на КПП, до которого еще четверть мили и через который она собирается перепрыгнуть, что-то подсказывает ей поднять глаза.
— А еще, по твоим словам, выходит, что он хакер. А значит, тем сложнее понять его нам-шуб. Если он был таким добрым, зачем он устроил Вавилонское столпотворение?