Десять минут, сказала себе она, опуская кисти рук в вазы. Вино было охлажденным, и Элиза поняла, что десяти минут ей так не высидеть – пальцы онемеют. Пожалуй, довольно пяти. Бездумно, почти безучастно она стала смотреть на часы. Оказывается, минута – это ужасно долго, целая вечность.
О-Бара преувеличенно низко опускает ворот кимоно, рукава задирает чуть не до плеч. Идзуми кивает: да-да, именно так.
– Вы не подниметесь к себе в уборную? – спросил он после томительной паузы.
Она была очень бледна, с опухшими глазами. Прическа гейши сбилась вбок, на широких рукавах кимоно виднелись следы туши – должно быть, Элиза утирала слезы. Лицо, впрочем, было чисто вымыто, грима на нем не осталось.
Сога. Ночная птица это. Спокойно все вокруг. Ложитесь, отдохните. Я буду начеку.
«Я думал, что хорошо понимаю женское сердце. Но вы меня удивили. „Люблю“, но „не хочу“? Вы очень интересная, Элиза-сан. Несомненно поэтому господин вас и полюбил».