– Бордо, «Шато Латур», по двадцати пяти рублей бутылка, – заглянул в книжечку полосатый и слегка присвистнул. – Губа не дура.
Сентябрь подошел к концу. Город пожелтел, пропитался запахом слез, печали, умирания природы. Как это совпадало с состоянием ее души! По ночам Элиза почти не спала. Лежала, закинув руки за голову. Бледно-оранжевый прямоугольник на потолке, проекция подсвеченного фонарем окна, был похож на киноэкран, и она видела там Чингиз-хана и Эраста Петровича, гейшу Идзуми и японских убийц, бледные образы прошлого и черноту будущего.
Появляется Киндзо. Озирается по сторонам. Видит силуэт гейши. Застывает, очарованный музыкой.
О-БАРА, приемная дочь хозяйки, гейша высшего ранга
Стояли, сгрудившись в дверях, ждали полицейских. Регинина с чувством читала молитвы, Клубникина всхлипывала, Мефистов с Лисицкой шепотом обсуждали, с кем мог провести ночь покойник. Разумовский вздыхал: «Догулялся, допился, жуир несчастный. А я его предупреждал». Не умеющий оставаться без дела Девяткин пробовал навести порядок: поднял опрокинутый стул, подобрал валяющийся на полу оловянный кубок (реквизитный, из «Гамлета»). «Где ж теперь взять Лопахина?» – непонятно у кого спросил Ной Ноевич.
– Ну то-то. Коллеги, разбирайте текст. Мои ремарки, как обычно, красным карандашом.