«День независимости, обретенной благодаря феноменальному великодушию благороднейшего А. Т. Шустрова: праздновать ежегодно!» – написал Штерн, и все троекратно прокричали «Виват!».
Юба. Мерзавец! Прощелыга! Ты вор, ты негодяй! Хорош купец, однако! Богатства – два гроша!
– Хан совершенно безумен! Он помешался на ревности!
Их плечи соприкасались, он чувствовал, что она вся трепещет, и испугался, не передастся ли дрожь ему.
Ее было ужасно жалко – некрасивую, щуплую, смешную даже в минуту искренности. Хотя (это в Элизе сказалась профессиональная память) ту же самую интонацию комикующего отчаяния Дурова, кажется, использовала в роли Гавроша. Актриса – всегда актриса.
Какое именно сочинение он будет писать, Эраст Петрович уже знал – нужное направление подсказала беседа со Штерном об «идеальной пьесе». Оставалось дождаться мига, когда слова потекут сами.