Интересовал Фандорина исполнитель роли воришки Константин Ловчилин.
Пока Штерн произносил приветственную речь – напыщенную, с всегдашними актерскими преувеличениями («достопочтеннейший благодетель», «просвещенный покровитель муз», «опекун искусств и духовности», «образец безупречного вкуса» и прочее), капиталист молчал, спокойно оглядывая труппу. Остановил взор на Альтаирской-Луантэн и больше уже ни на кого не отвлекался.
Четвертое. Судя по следам, один из кубков был целым, а второй слегка подтекал: от первого остались водяные круги, от второго – винные. Очевидно, перед употреблением реквизитную посуду сполоснули под краном и не вытерли. Потом из второго просочилось немного вина.
– Немилёвись со Станислявским сделяют халякили! – и показал, как взрезают себе животы бородатый полный Немирович и тощий Станиславский в пенсне.
– Как вы уживаетесь с Царьковым? Насколько я понимаю, без хороших отношений с этим дельцом создание в Москве театрально-зрелищной индустрии очень затруднительно, а то и невозможно.
– Мои преследователи разбрелись по берегу, и я подумал, что должен убедиться, все ли с вами в порядке. Я не собирался вам мешать… Дверь была нараспашку, крики… Я просто заглянул. Вижу – он в вас целится, сейчас выстрелит. Да что я оправдываюсь! – вспылил и Девяткин. – Я вам жизнь спас, а вы…