Чем больше я думал об этом, тем больше вопросов у меня возникало. Сомнительно, чтобы чандрианы убивали каждого, кто собирает истории или поет песни о них. Всякий знает про них историю-другую, а каждый ребенок тут же споет дурацкую песенку об их знаках. Что сделало песню моих родителей столь опасной?
— Я ведь тогда был не совсем в своем уме. Большая часть моего разума пребывала в шоке — спала, если угодно. Мне требовалось что-то — или кто-то, — чтобы пробудиться.
— Без обид, но не проверишь ли еще раз? Я не уверен, что могу доверять грамотности человека, рифмующего «север» и «плевел». Неудивительно, что тебе приходится силой удерживать женщин, чтобы они это слушали.
— Ни единого белого волоска, ага. — Он кивнул мимо меня на зад Селхана. — Ну, если он весь черный, то я — Орен Велсайтер.
Все в комнате наблюдали за этим, не веря своим глазам. Единственным звуком был слабый скрип при трении пальцев солдата о края клинка.
Пока я ел, мои чувствительные уши подслушивателя ловили обрывки рассказов разных людей. Только тогда, услышав эту историю от других, я понял, что совершил.