— Хорошо. — Олег открыл бурдюк, легонько дунул в него, зашептал: — Пойду в рощу зелену, ясна сокола схвачу. Пусть летит к духу неведомому, духу вещему. Пусть несет духа до дома, где живет миленой Рогдай, нашепчет ему в ухо и наговорит в сердце, пусть любовь в нем ко мне, Младе девице, ярким пламенем зажжет. Пусть он наяву и во сне думает только обо мне, бредит мною ночной порою, и гложет его без меня тоска, как змея гремучая, как болезнь смертная. Пусть он не знает ни дня, ни ночи, и видит мои ясные очи, и примчится ко мне из места отдаленного легче ветра полуденного, быстрее молнии огнистой, легче чайки серебристой. Пусть для него другие девицы будут страшны, как львицы, как огненные геенны, морские сирены, как совы полосатые, как ведьмы мохнатые! А я для него, красна девица Млада, кажусь жар-птицей, морской царицей, зорькой красной, звездочкой ясной, весной благодатной, фиалкой ароматной, легкой пушинкой, белой снежинкой, ночкой майской, птичкой райской. Пусть он без меня ночь и день бродит, как тень, скучает, убивается, как ковыль по чисту полю шатается. Пусть ему без меня нет радости ни средь темной ночи, ни средь бела дня.