Я поднял его, обнял дружески, потом не утерпел и обнял с такой силой, что у него хрустнули кости.
Но Куно то ли держится особняком, то ли полагает, что и так незримо присутствует в свите самого главного человека…
– Это язычество, – напомнил я строго, – религия не признает суеверий!
– Узнаете, – пообещал я хриплым голосом. – Пока рано… Господи, на что приходится идти политику!
– Уточни состояние дороги, – потребовал я, – до Великого Хребта. В смысле до Тоннеля. Мне понадобится как можно более прямая и устойчивая.
Лицо это смутно белеет в полутьме, но уже ни царапин, ни ссадин, чистая детская кожа, только глаза блестят сухо и болезненно.