– Конечно, – подхватилась Люба, – я сейчас тебе налью. Пирожки будешь? Или бутерброд сделать?
– Куда пойдем? – спросил он, когда они вышли из подъезда.
В 1991 году из мест лишения свободы вернулся Геннадий Ревенко, и, когда Кирилл его увидел, он испытал странное чувство. Это был одновременно и страх, и стыд, и смятение. Он явственно вспомнил свой ужас перед человеком с ножом, и свои дрожащие руки, которые не могли справиться с пуговицами на рубашке, и свое оцепенение, и трусливое бегство без малейшей попытки защитить женщину, с которой он только что исступленно занимался любовью. Видеть Геннадия ему было неприятно. Ну что ж, Коля уже самостоятельный, взрослый мужик, Леля выросла и учится в институте, пожалуй, здесь, возле дома Романовых, ему больше делать нечего.
Началась веселая суета, все делились впечатлениями о том, стало ли легче после покаяния и очистилась ли душа, долго спорили о том, можно ли пользоваться зажигалками или праздничные свечи все-таки полагается зажигать только спичками, кто-то опрокинул стул, кто-то уронил свечу…
– Значит, нужна комната для папы, – решила Люба. – И для тебя. Не выгоню же я тебя домой, если папа останется.
– Ну да, – кивнул Андрей. – Хотел ввести тебя в курс дела, чтобы завтра утром, когда мы приедем, ты уже понимала, что к чему.