Он молча кивнул и пошел к двери, ведущей на улицу.
– Я о самоуважении, Любаша. Я мог бы упираться, унижаться, просить, умолять, обещать, что больше так не буду, хотя видит бог – я не знаю, как именно, я мог бы не давать Вере развод, начать судиться за право оставить дочь себе, пригрозить бросить Веру без копейки и без помощи – я много чего мог предпринять, чтобы не приносить эту жертву, но в результате я утратил бы преимущества своей позиции – я утратил бы право уважать самого себя. Но это я так, к слову о нашем споре по поводу шахмат. Так что ты еще подумай над моими словами, в них есть рациональное зерно.
– Насчет проблем – поподробнее, пожалуйста, – усмехнулся Артур.
Процедуру Люба вытерпела, хотя почему-то ей очень хотелось плакать.
– Аэлла, прости меня за то, что я всю жизнь называл тебя Алкой. Я знал, что тебе это не нравится, и делал это тебе назло.
– Куда мне выходить? Я уже старый, Любочка, а там холодно, ветер дует.