По охваченному отчаянием людскому муравейнику прошла мгновенная судорога. Звеня цепями, люди качнулись к Серому, протягивая руки, из глоток рвался не то стон, не то звериный хрип…
«И что, это повод, чтобы теперь повернуть против них оружие?»
Горбун не любил чародеев, к коим он — и не без основания — относил всех, кто умеет чувствовать взгляды. Ничто не могло выдать старого мечника: тихо стояли приученные лошади, и даже ветер дул ему в лицо.
На громадном, вытоптанном до зеркального блеска поле, обнесенном высокой колючей оградой, харадримы согнали, наверное, тысяч десять новокупленных невольников. С женщин начали сбивать цепи, мужчин пока держали закованными.
Его не остановят ни стрелы, ни копья врагов — он сразит их, пустив в ход ту страшную, слепую, разрушительную Силу, что уже свила гнездо в его душе.
— Бежим! — Фолко не отставал от пленника. — Сейчас они там сообразят, что к чему…