— Ты все шутишь, а дело серьезное, — обиделся Малыш. — Уж сколько говорено об этом! Вспомни, Келаст ведь предлагал тебе уйти из отряда, пока не поздно!
Золотнику его… Видеть видел, и он меня заметил, рукой махнул даже — подходи, мол, — да я заробел… Ну ничего. Вспомню молодость! А ты домой поспеши. Как суматоха-то вся эта схлынет — давай уж, вернись, пожалуйста!
Однако хазги не собирались драться. Старый их предводитель, в котором хоббит узнал своего давнишнего соперника в стрелковом споре, а затем — сотоварища в отряде Отона, не вынимая меча и сняв шлем, спокойно подошел к друзьям.
Эти темные часы хоббит провел без сна. Глубоко под разрушенными фундаментами клокотала несдерживаемая ярость того, кто когда-то воздвиг эти стены, а потом был низвергнут в Ничто. Словно пройдя через все слои Тела Арды, злоба и ненависть Саурона прорывались в этом месте обратно в Мир, и еще здесь была память Назгулов. Все здесь помнило их, и Фолко не мог заставить себя скосить взгляд вниз, в скопившиеся вокруг холма призрачные болотные туманы — ему казалось, что в сизых сырых волнах бледного марева бродят десять высоких истонченных теней с длинными гибельными мечами, и кости громко стучат о кости… Страх подкатывал к горлу, и тогда хоббит покрепче сжимал рукоять кинжала Отрины, усилием воли вызывал в памяти Синий Цветок — и жуть отступала.
— Вот они! — внезапно заорал кто-то над самым ухом хоббита.