— Невесело, — посочувствовал Омаль. — Особенно тому, кто сам привык распускать руки.
Хотя, кто знает, могут и составить. Я зря недооцениваю своих лордов, они привыкли понимать этот мир.
И хотя мне, как политику, должно быть приятно смотреть на взаимное ослабление составных частей противника, да и как дракону вообще по фигу, но что-то во мне уже проклюнулось действительно от христианства: все люди — братья, и любая война недопустима, это оскорбление и грех, это преступление…
Перед глазами поплыл сразу десяток изображений стены, потом вовсе распалось на отдельные четко прорисованные фасетки. Я ощутил, что стою на четырех когтистых лапах, а передо мной множество крохотных дверей содрогаются от тяжелых ударов.
Снова дверь, я успел подумать, что снова без охраны, как из светильника подле нее вылетел синий дымок, превратился в крупного монстра с зубами и когтями.
Он стиснул челюсти, но сдержался, даже отвесил подчеркнуто почтительный поклон.