Я наконец сообразил, почему у нее такая горделивая стойка: руки туго связаны за спиной.
— Хорошо, — произнес он холодно. — Крылья тебе отныне не повинуются, как и лапы. Остальное — можно. Показывай.
— Трус, — сказал я безапелляционно. — Увиливает от обязанностей мужчины… Леди Элинор, я хотел попросить вас об одной услуге.
— А как пылало!.. Уф!.. Огонь до облаков… все сгорело…
Я работал крыльями чаще, дважды встретил стаи гусей и журавлей, оба раза погнался с раскрытой пастью и недурно позавтракал, а внизу тем временем ландшафт остается тем же, однако обрамление быстро меняется. Я сперва не поверил глазам, когда многочисленные стада исчезли, а склоны холмов оказались заняты не стадами овец, а виноградниками. Долины распаханы и засеяны, а на пространстве, где в первой трети Гандерсгейма помещалась одна охотничья семья, теперь десяток крупных сел на сотню-другую добротных домов, утопающими во фруктовых садах.
— Ну вот, знаешь. А он не знал… А еще мудрец!