— А то подавишься, — сказал я благожелательно.
Она поперхнулась, зыркнула злобно и, вскинув голову, принялась рассматривать багровеющие облака в странно прозрачном небе.
Облака медленно уходят к горизонту, со двора донесся говор. Все еще сонный, я подошел к окну. Внизу во дворе слуги и конюхи седлают коней, те фыркают и потряхивают гривами, звенят удилами. Рыцари переговариваются друг с другом, оруженосцы затягивают на них последние ремни.
Ангелхейм поднялся, тяжело дыша, вломился в кусты, как носорог, у которого со зрением проблемы. Некоторое время там шумело, пыхтело, постанывало, наконец маркиз выбрался обратно, в руке мой меч, стальное лезвие в крови по самую рукоять.
— Не надо, — сказала она поспешно, — не отвлекайся, не отвлекайся!
Мысли все еще разбегаются, как озабоченные поисками корма тараканы. По словам Херберта, а я ему верю, положение захваченных городов совсем не такое катастрофическое, как я вообразил. Жители жируют, хотя и, пряча улыбки, низко кланяются варварам, как победителям. Вроде бы хорошо, я как бы рад, что хорошо устроились, обхитрили, обвели вокруг пальца наивных и простодушных, хоть и жестоких, детей степи или пустыни, как там у них точнее, но для меня было бы намного лучше их угнетенное положение. Если не хотят поддержать собственных инсургентов, вряд ли обрадуются «освобождению» от гнета, который гнетом вовсе не считают.