— Придется бежать, — сказала я и для поддержки взяла ее за руку.
— Ох ты господи! Из-за этого весь сыр-бор? Я задела твою большую, большую мужскую гордость? Опасаешься, что пострадает твоя репутация?
Столовая сильно напоминала кафетерии, в которых мы ели в Портленде и Чикаго, — с простыми четырехугольными столиками, темно-серыми стенами и небольшой соседней комнаткой, где раскладывали нашу сомнительно приготовленную еду. Стремясь украсить стены, их увешали черно-белыми фотографиями в рамках, но лично я не воспринимала изображения дурацких ваз и лишенных листьев деревьев как «произведения искусства».
— Она исходит от тебя, от самой твоей сущности. Чтобы исцелить другого, ты должна вложить часть себя. Чем больше исцеляешь, тем сильнее разрушаешься. Ты наверняка уже заметила это. Я видел, как сильно тебя расстраивают некоторые вещи, насколько хрупкой ты стала.
Лисса кивнула, хотя по ее виду трудно было предположить, что она мне верит.
— Слишком уж ты радуешься по этому поводу.