И тут его ждал второй удар. Дверь его ванной распахнулась ему навстречу, и из нее выскочила Вера — или Надя, — одетая только в полотенце и в распущенные шалашом волосы.
Хотя, надо признаться, и другие его раздражали. Именно тем, что занимались делом. Чем его лишали возможности самому заняться делом и показать все свои лучшие стороны. В первый вечер он сумел показать только одну свою лучшую сторону — развез всю эту толпу по домам. Причем, без всякой пользы для себя — бабы по дороге болтали всякие бабские глупости, спрашивали, давно ли он познакомился с тетей Наташей, хвалили Пульку и ругали своих бывших мужей. Почему-то у всех мужья были бывшие. В общем, никакой полезной информации получить не удалось. Так и ездил без толку туда—сюда до десяти часов. А когда в одиннадцатом часу вернулся к дому номер двенадцать, то понял, что все уже спят. Ну да, они же все в пять часов вскакивают… А ему-то что делать? Тоже спать идти? У стариков окна еще светятся, наверное, его ждут, а то бы тоже давно уснули. Ну и когда он будет показывать свои лучшие стороны при таком режиме? Кстати, он так и не решил, какие стороны у него лучшие, а у Пульки спросить забыл. Сегодня уже и не спросишь, скорее всего, тетя Наташа и Пульку спать уложила. Детский сад.
— Привела? — раздался из-за двери веселый голос Анастасии Сергеевны. — Вот и молодец. Иди погуляй пока. Или Михалыча посторожи, что ли… В огороде Михалыч-то, огурцы пошел поливать. Скажи ему, чтобы воду потом закрыл, а то ведь бросит так, и опять будет море разливанное…
— Тихо, тихо, — сказал Бэтээр и осторожно отнял руки Наталья от ее лица. — Он и так живым не уйдет. А тебе зачем руки пачкать? Тебе еще Любочку этими руками держать, так что сама понимаешь… И вообще, давай-ка успокаивайся скоренько — и спать. Таблетку дать? Когда меня Пулька сильно доставала, я эти таблетки купил. Здорово помогают. А насчет феминизма я все понял. Страшной силы вещь. Эту бы силу — да на мирные цели… Ладно, ладно, это я так, для разрядки. Кстати, о разрядке! Ты свой мобильник на подзарядку поставила? А то ведь женщины такие забывчивые, такие рассеянные…
— Брюки мы сантиметров на десять подвернем, а когда Любочка вырастет, тогда опять отпустим, — рассуждала Вера на обратном пути. — А когда еще больше вырастет — немножко укоротим, и будут бриджи. А майка сначала будет как платье, потом опять как майка, а потом как топик. Правильно?